Сам написал. Небольшой рассказ про самообман. Чтения минут на десять. Постарался не утомлять читателя. Расчлененку и порнографию не вставлял. Любовной линии нет. Как говорится: женщины — лишь функции (это один из чьих-то самообманов кстати, это я не всерьез). Все совпадения случайны, все выдумал, ничего такого в реальности не было. Судить прошу строго и справедливо.
Жизнь лучше смерти
Афанасию Петровичу Коржу никогда не приходили на ум пустые мысли. Ему не могла явиться мысль: на самом ли деле он Афанасий. Может, он кто-то другой? Или такое: правда ли, что ему пятьдесят? Несерьезно это.
Хотя порассуждать сам с собой Афанасий любил. Для этой цели он необычайно, как ему казалось, развил внутренний голос. И даже нарек его именем. По своему отчеству — Петрович. Вот тут действительно странно. Люди обычно сами с собой разговаривают запросто, без имен и прочих формальностей.
«Ну что, Петрович, — мысленно обращался Афанасий к своему внутреннему голосу, меланхолично взирая в зеркало, разминая пальцами жирный заросший второй подбородок. — Идти нам на юбилей?»
«Не ходи, — отвечал Петрович Афанасию как бы из зеркала, как бы глядя выцветшими глазами, и взгляд как бы перетекал поверх тяжелых подглазных мешков. – Чего ты там не видел? Опять все напьются. Потом весь день болеть будешь».
Пригласил его на юбилей старый друг и начальник Коля. Народу назвал — толпу. Коллег с работы, старых друзей, родственников.
«Надо идти, — думал Афанасий. – Коля обидится, люди плохо подумают».
«Тебе ли не все равно?»
«Если бы я всегда делал, как хотел», – отвечал Афанасий и вздыхал.
«Что мешает?» — не унимался Петрович.
«Эх, Петрович. Непроста жизнь».
И вот он уже сидит за праздничным столом и замирает оттого, что подходит его очередь произносить тост. Он не любил и не умел говорить на публику.
С тоской оглядывал он застольных людей, освещенных приятным ресторанным светом. Едящих и запивающих, степенных и подвижных, молчащих и говорящих. Знакомых и незнакомых.
Над столами колыхался неразборчивый гул трапезы. Юбиляр Коля, жирненький кругленький пожилой человек с красным щекастым лицом, весело кричал кому-то в дальний угол, шутливо угрожая вилкой. Из угла отвечали. Тоже весело и громко. Гости отвлекались от тарелок, вертели головами, вникали в суть диалога, смеялись.
«А ведь если разобраться, ничего смешного, — угрюмо подумал Петрович. – Чего ржут?»
«Тебя не спросили, — наставительно заметил Афанасий. — Весело людям, вот и смеются. Отдыхают».
Отдыхалось людям на широкую ногу. Сколько же сюда вбухано? Мясо, водка, коньяк… Нет, всех бутылок не пересчитать – так не пойдет. Надо посчитать по головам, и прикинуть средний ресторанный чек. У Афанасия получилась сумма в два раза больше, чем стоит его автомобиль. Две машины тут за столами сейчас съедается. Прочавкивается. Выкидывается на ветер.
«Не завидуй», — колко подумал Петрович.
«И не думал, — мысленно усмехнувшись, ответил Афанасий. – Хорошо живет Коля. Мы с тобой пожиже будем».
«Жизнь деньгами меришь», — упрекнул Петрович.
«А чем ее еще мерить?»
«Эх ты. Афанасий, Афанасий».
«Эх я», — весело согласился Афанасий.
Кстати, это мысль! Вот с богатства тост и стоит начать, а потом плавно вывести про долгую жизнь и здоровье. Придется целую речь толкнуть. Юбилей, все-таки… народу много… торжество. Тут простым коротким тостом не отделаться.
Очередной поздравитель стоял с рюмкой в вытянутой руке и расхваливал организаторские способности юбиляра. Остальные сидели молча с рюмками наготове и томились в ожидании конца этой банальщины. Стало быть, очередь до Афанасия Петровича Коржа дойдет уже через три тоста.
Надо же сказать что-то свежее, оригинальное, о чем еще не говорилось. В голове слегка шумело и мешало думать. Петрович вышептывал изнутри черепной коробки замечания насчет созидаемой будущей поздравительной речи. Замечания едкие, но впрочем, по существу.
Афанасий начал тренировку речевого аппарата. Проглотив кус котлеты и очистив таким образом ротовую полость, он, глядя в тарелку, тихо произнес:
— Шис-ти-си-летие… шисти-сити-летие… шисти-дисяти-летие…
«К черту, Афанасий, — зло ругнулся Петрович. – Брось это, не позорься. Встань и выйди. Освежиться. Что за дрянь, вся эта традиция с тостами. Не про тебя это».
«Традиция. Потому что мы люди, — упрямо ответил Афанасий. — Как животные что ли? Молча водку жрать?! Коля обидится… Люди не поймут… Надо».
А напротив, чуть наискосок вправо, сидел молодой человек и выделялся. Все гости запакованы в приличные костюмы, а на этом всего-то белоснежная рубашечка. Да еще и верхние пуговицы расстегнуты. Все вели себя нормально, а этот как-то чересчур свободно. Еду в рот складывал маленькими кусочками. Жевал аккуратно, неторопливо. Водку не пил. Улыбка с ямочками, глаза веселые. Небольшой комплекции, сложен пропорционально, атлетически. Движения естественны, но не развязны. Идеал прямо. Как с рекламы. Не из этого мира. На его фоне окружающие выглядели как-то… недостойно что ли.
Петрович отвлекал Афанасия, указывая, что вот смотри, дескать. Ты и в его-то годы таким не был. А сейчас ты, Афанасий, вообще похож на колобок сморщенный.
«Да нормально я выгляжу! — отвечал Афанасий, закипая. – В мужчине не это главное!»
Молодой человек выделялся и мешал генерировать речь. Кто он такой? Откуда взялся?
Выбрав момент, Афанасий обратился к соседке справа, которая задавала через стол молодому человеку вопросы и, слушая его ответы, улыбалась, слегка вытягивая навстречу подбородок и приспуская веки. Склонившись к Афанасию, соседка доверительным шепотом сообщила, что напротив сидит Марк Нест.
— А кто он? – повторил тихонько Афанасий.
— Не знаю, — заговорщицки ответила соседка. – Кажется, дальний родственник.
Да и черт с ним, с этим Марком Нестом. Афанасий подложил на тарелку свежего салатика и наполнил рюмку на этот раз коньяком. Он выпивал по очереди то водку то коньяк. Разницы между напитками он уже не ощущал. Чередовал просто для развлечения.
Ну-с, пришла пора говорить. Афанасий встал, смело призвал всех к тишине, дождался, когда Коля его увидит, и начал.
Говорил он какие-то благоглупости. Несколько раз запутался. Но в итоге все же получилось, что юбиляр Коля молодец, и что преданный друг Афанасий его любит, ценит и уважает. Сначала уважает как друга, и конечно, как начальника. При этом Афанасий, как положено, говорил от имени всех присутствующих: «Коля! Мы все тебя любим». Хотя кислые рожи гостей никакой любви не выражали. Один только Коля слушал внимательно, с улыбкой, натянутой на пухлые щеки. Пора было завязывать с речью, и Афанасий завязал. Подняв рюмку выше головы, он выкрикнул:
— За здоровье юбиляра!
Все потянулись чокаться мелкими группками, и передавать этот свой «чок» дальше, в сторону виновника торжества.
Афанасий, опрокидывая содержимое рюмки внутрь, скосил глаза и снова увидел Марка Неста. Тот держал высокий стакан с желтым соком, слегка его покачивал и что-то там сквозь стекло рассматривал. Он даже не скрывал отсутствия интереса к произнесенной речи. Все старались, изображали внимание, а он не старался.
— Не пьёте даже за здоровье? – бросил упрек через стол Афанасий, пошатываясь на ногах и устанавливая опустошенную рюмку на стол перед собой.
Молодой человек поднял ясные глаза и спокойно произнес:
— Нет. Не пью.
Афанасий сел и принялся сверлить парня взглядом.
«А ведь это хамство, — подумал Афанасий. – Как думаешь, Петрович?»
«Да отстань ты от него. Не пьет. Его дело, — отозвался Петрович. – Ты лучше вспомни, что ты молотил сейчас».
Афанасий закусывал коньяк салатиком и вспоминал, что он там такое говорил. В общих чертах Петровичу не нравилось, что Афанасий держал речь преимущественно о том, что счастье именно в деньгах, и чем больше, тем лучше, и, следовательно, юбиляр Коля добился настоящего успеха в жизни. Получается, что Афанасий успеха не добился, раз денег у него таких нет. И счастья, выходит, в его жизни тоже нет. Будто Афанасий верит, что сам живет плохо. Неискренне получается. Притворялся. Польстить хотел другу Коле. То есть начальнику. Лизоблюд. А помнит ли Афанасий, как этот самый Коля, начальник и друг…
«Да разве без денег жизнь? К черту такое счастье! Хватит мне эти сопли распускать! — решительно подумал Афанасий, отметая разом все мыслеформы Петровича. – Заткнись лучше. Хватит мне одного исусика. Вон он. Сидит. Сок пьет».
«Что ты за человек», — с горечью подумал в ответ Петрович.
«Сейчас узнаешь, что я за человек, — подумал Афанасий, наливаясь решимостью. – Сейчас он у меня выпьет за здоровье».
«Стой, герой! Одумайся, — подумал Петрович. – Он моложе. Здоровый. Может ведь и в глаз бабахнуть. У тебя нет шансов».
«Это мы еще посмотрим, — сообщил Афанасий. — Безумству храбрых поем мы песни».
Он поднялся на ноги, взял бутылку со стола и пошел вокруг.
Нависнув над макушкой молодого человека, Афанасий выдохнул алкогольные пары. Марк обернулся и посмотрел снизу-вверх. Он молчал.
Приторным елейным голосом Афанасий сказал:
— Не пьешь, значит?
— Не пью.
— А за здоровье надо.
Афанасий взял из руки Марка стакан, резким движением куда-то через плечо выплеснул сок, и наполнил до краев водкой. Водка смешалась с остатками сока с мякотью и потеряла прозрачность. Высокий узкий стакан с мутной жижей стал перед молодым человеком. В жиже за стеклянной стенкой мрачно вертелись косматые лохмотья. Некрасивый получился напиток.
— Пей, родной, — ласково сказал Афанасий.
— Нет, — спокойно ответил Марк, вставая. Молодой человек отступил правой ногой, повернув к Афанасию левое плечо.
— Знаешь, что за неуважение бывает? — мгновенно закипая спросил Афанасий. Рука перехватила бутылку, изготовляя ее к удару по голове.
Нест стоял не шевелясь.
И Афанасий уже почти решился, но его остановил шум, произведенный от головы стола. Сначала будто бы возникла тишина, потом что-то стеклянное упало на пол и явно разбилось, загрохотали стулья, а следом возникло нервное, громкое обсуждение.
Отвлекшись от святой войны, Афанасий перевел взгляд в ту сторону. Юбиляр на своем месте отсутствовал, а взоры его соседей по столу были обращены вниз за стол. Самым верным было подумать, что юбиляр упал и еще не поднялся.
Соседи, продолжая жевать, весело комментировали падение.
— Первый готов! — сообщил бас, с непринужденной силой прорываясь сквозь шум застолья. Всеобщий гомон сбавил громкость. На общем понижении уровня шума проклюнулись отдельные голоса, обладатели которых или оказались увлечены собственной речью и не поняли, что лишились юбиляра, или же не считали это событие важным.
— Попей-ка её родимую!
— Не мешайте человеку. Пусть отдыхает!
Усвоив ситуацию, Афанасий вернулся к своему делу. Однако задор прошел и теперь надо накручивать себя снова.
Молодой человек перевел взгляд на Афанасия и веско произнес:
— Я собираюсь жить долго. А водка этому не способствует.
— Зачем тебе долго жить? Ты лучше всех, что ли?
— Потому что, жизнь лучше смерти, — ответил Марк и как-то яростно улыбнулся, будто оскалился.
«Слыхал, Петрович? – весело спросил Афанасий. – Жизнь, оказывается, лучше смерти».
«Прекрати, Афанасий!» — мысленно закричал Петрович.
В руке у Марка тем временем появился бумажный стандарт таблеток. Он положил стандарт на стол рядом со стаканом водки.
— Мне кажется, Вам это не повредит, — сказал молодой человек миролюбиво. — Активированный уголь.
Афанасий на секунду растерялся от неадекватной любезности Неста. И засмотрелся на таблетки. Композиция из стакана, таблеток и белой скатерти сначала показалась Афанасию натюрмортом из больницы, а потом мелькнуло осознание, что в стакане не вода, а водка, и композиция приобрела очертания некоего зловещего выбора между жизнью и смертью.
«Возьми таблетки, скажи спасибо и иди на место, пьяный дурак», — отчетливо подумал Петрович.
«Пошел к черту!» — раздраженно подумал в ответ Афанасий. Однако бить бутылкой молодого человека по голове стало уже неприлично. Дилемма.
Тут с юбилярной стороны тревожно донесся женский голос:
— Скорую!
— Да не надо, мы его сейчас посадим. Оклемается, — разухабисто рокотал бас.
— Да не трогайте же вы его! Господи! Оставьте! Это инфаркт!
Услышав про инфаркт, Марк Нест сорвался с места и бегом устремился в сторону происшествия.
Гости повскакивали с мест, и, чтобы лучше рассмотреть, вставали на цыпочки, вытягивались вбок, держать за спинки стульев и вытягивали шеи.
«А букашки по три чашки, с молочком и крендельком…», — подумал Петрович отстраненно.
«Что делать-то?» — тупо подумал Афанасий.
«Ну что, герой? Страшно?» — зло проскрипел Петрович.
Афанасий не в силах стоять на ватных ногах, тихо сел на стул Марка Неста. Что делать? Звонить в скорую? Так наверное уже позвонили… Что еще?
«Господи, как коснется, не знаешь за что хвататься», — подумал Афанасий безвольно.
«Знаешь, Афанасий, как ты появился на свет? — зло прогрохотал в голове Петрович. — Расскажу. Мне было пять лет. Как-то я не мог уснуть, потому что понял: я обязательно умру и меня не станет. Я понял, что умрут мои папа и мама. И я не знал, что мне делать. Я плакал, я выл, но ничего не помогало. Тогда я побежал к родителям, разбудил их и рассказал им. А они мне сказали, что нет в этом ничего страшного, что смерть — это правильно. И случится она не скоро. Успею я нажиться так, что мне надоест. Я не понимал, что происходит. Я не мог поверить, что мои собственные родители уговаривают меня смириться со смертью, фактически уговаривают умирать. Они ведь меня раньше всегда любили! А тут они бросили меня одного с моей смертью. Это было самое жуткое предательство. Я ушел в свою комнату и затих. Меня будто раздавили, распилили надвое. Вот так появился ты».
«Не помню…»
«С тех пор ты все время врешь себе. Пытаешься доказать, что нет в жизни ничего ценного… герой».
Афанасий закрыл лицо ладонью и подумал персонально Петровичу: «Я знаю, как тебя заткнуть».
Он взял стакан и осушил его весь большими голодными глотками, словно пил воду.
«Завтра поговорим, когда болеть будем. А сейчас – замолчи пожалуйста».
Стакан стукнул по столу, взгляд вяло упал на стандарт таблеток. Скупо двинув рукой, Афанасий Петрович Корж смахнул стандарт на пол. Вдалеке, во главе стола, там, где возились с юбиляром, распоряжался Нест.
«Слышь, Петрович. Зачем мы живем? А? К чему вся эта суета?»
«Потому что жизнь лучше смерти, Афанасий», — еле слышно пробулькал Петрович, утопая в алкогольных градусах.
Корж продолжал смотреть на Неста, но тот не обращал внимания. Он был занят.
Написано специально для сообщества «Технологии Долголетия».
Комментариев нет:
Отправить комментарий