Итак, ясным днем 27 марта 1977 года после полудня из-за взрыва в цветочном ларьке и угроз якобы еще одной заложенной бомбой был закрыт ключевой местный туристический хаб — аэропорт Гран-Канария, расположенный на одноименном острове, в городе Лас-Пальмас. Тревожное сообщение застигло врасплох воздушные суда, направлявшиеся в этот райский уголок Атлантического океана, и для некоторых оно не оставляло выбора. Семидесятые годы — время расцвета трансатлантических и других дальних перевозок на самолете Boeing 747. Пошедший в серию в 1970-м, этот самолет оставался самым вместительным в мире долгие 37 лет, а в те годы тем более воспринимался как фантастический образец технического прогресса. Но и инфраструктуры, рассчитанной на столь крупные машины, в мире еще было немного. С закрытием Гран-Канарии на архипелаге оставался только один подходящий аэропорт для подобных монстров — Лос-Родеос на близлежащем острове Тенерифе.
Одним из таких самолетов, для которого не оставалось выбора, был Boeing 747 рейса 4805 голландской авиакомпании KLM. 50-летний командир экипажа Якоб ван Зантен был выдающимся пилотом — 26 лет работы в компании KLM, почти 12000 часов стажа, из которых более 1500 на Boeing 747. Он стал в прямом смысле лицом авиакомпании, с его фотографиями печатались рекламные проспекты. Предыдущие полгода он служил летным инструктором компании как опытнейший летчик. Фактически, он уже был одной ногой на должности топ-менеджера, но сегодня этот человек сидел за штурвалом самолета заурядного рейса Амстердам — Лас-Пальмас. Рядом с ним — второй пилот, 42-летний Клаас Меурс и 48-летний бортинженер Вильям Шредер. Следуя указаниям диспетчеров, они повернули к острову Тенерифе, совершили посадку и высадили пассажиров в здание аэропорта Лос-Родеос.
Капитан ван Зантен
Этого не хотел делать другой Boeing 747 — рейс 1736 (Лос-Анджелес — Нью-Йорк — Лас-Пальмас) компании Pan American. Командир Виктор Граббс, 56-ти лет, второй пилот, 39-летний Роберт Брэгг и бортинженер 46-летний Джордж Уорнс пилотировали именной самолет Clipper Victor. Это была знаковая машина, совершившая самый первый коммерческий полет 747-го: рейс Нью-Йорк — Лондон 22 января 1970 года. И без того долго находившийся в воздухе и совершавший промежуточную посадку экипаж совсем не желал выполнять еще одно, вынужденное, приземление. В баках было достаточно топлива, чтобы кружить над Лас-Пальмасом до тех пор, пока аэропорт Гран-Канария не проверят на наличие взрывных устройств и не откроют снова.
Но диспетчер дал им указание — уходить на запасной аэродром, освобождая воздушное пространство. Естественно, единственный вариант не может быть оптимальным, и в Лос-Родеос уже село несколько широкофюзеляжных самолетов, что создало на земле трудности. В 14:15 рейс 1736 совершил посадку. Аэродром был небольшим — одна взлетно-посадочная полоса с одной параллельно расположенной рулежной дорожкой. И вся она оказалась забита настоящей пробкой из самолетов — Boeing 747 рейса 4805 находился ближе всего к порогу взлетно-посадочной полосы 12, за ним стояли Boeing 737, Boeing 727 и DC-8; рейс 1736 занимал последнюю позицию в очереди. Ему ничего не оставалось, кроме как терпеливо дожидаться, пока ему освободят дорогу.
Заминкой воспользовались двое сотрудников авиакомпании, поднявшись на борт, чтобы перелететь на соседний остров.
Непривычный поток самолетов в небольшой аэропорт, который обслуживали в тот воскресный день всего два диспетчера, создает нервозную обстановку на земле. Экипажи машин с нетерпением ждут, когда откроется аэропорт Лас-Пальмас, чтобы немедленно взлететь и, пролетев всего 100 км, доставить наконец пассажиров в пункт назначения. И это вскоре происходит — спустя всего 15 минут посадки рейса 1736, в 14:30 аэропорт Лас-Пальмаса сообщает о своем открытии. Самолеты понемногу начинают выезжать на ВПП и взлетать. Boeing 747 рейса 1736, как уже было сказано, стоял последним в очереди. А в ее начале возникла задержка. Капитан рейса 4805 ван Зантен, посадивший машину уже час назад, теперь напряженно ждал, пока все его пассажиры найдутся в аэропорту и будут возвращены на борт на автобусах. У него была важная причина для спешки — он в самом деле хотел поскорее доставить пассажиров на Лас-Пальмас, но теперь вовсе не из альтруистических соображений.
Очень долгое время профсоюзы вели борьбу с авиакомпаниями за нормирование рабочего дня и улучшение условий труда. И в ответ политика компании KLM стала жесткой. Если персонал не хочет перерабатывать — отлично, ему отныне будет запрещено перерабатывать. Просто покиньте борт, если не укладываетесь в стандартное время смены, чтобы вы не смели больше апеллировать к тяжелым условиям труда и сверхурочным. Но тогда рейс автоматически откладывается до момента, пока на борт не поднимется свежий экипаж. А пассажиров отпускают на землю и расселяют в отели, естественно, за счет авиакомпании. Между строк сразу возникает вывод: наверняка авиакомпания проследит, из-за каких экипажей она понесла такие серьезные неустойки?
И теперь, когда капитан ван Зантен запросил продление рабочего дня у офиса авиакомпании, оттуда пришел строгий ответ: он должен вылететь в Амстердам до 19:00. С какого угодно Канарского острова и любым способом отыскав пассажиров — такие проблемы не волновали менеджеров, рейс должен был быть выполнен в нормативные сроки. Естественно, капитан ван Зантен не мог смириться с происходящим — задержки грозили обернуться заменой экипажа и переносом рейса на день, и он не мог допустить, чтобы эта дурацкая ситуация повлияла на его престиж и карьеру.
Наконец, все пассажиры нашлись, одна девушка-гид решила не возвращаться, а окончательно сошла на землю, чтобы повидаться со своим бойфрендом. Но тут же пришла другая нехорошая новость: аэропорт Гран-Канария снова закрылся на посадку, поскольку там тоже образовались самолетные пробки. Диспетчеры не давали аэропорту на Тенерифе разрешения на вылеты в сторону города Лас-Пальмас. Шансы улететь в Амстердам вовремя медленно таяли. Тогда ван Зантен запросил полную заправку самолета, пока они стоят в ожидании, дабы не терять время потом в аэропорту Гран-Канария.
Boeing 747 компании PanAm позади Boeing 747 компании KLM
Глядя на заправщики со шлангами, окружившие самолет KLM, капитан рейса 1736 Граббс ощутил сильную досаду. Все остальные самолеты уже покинули рулежную дорожку. Только большой серебристый 747-й компании KLM, окруженный бензовозами, все еще преграждал им путь, в чем пилоты даже специально пошли убедиться, выйдя на поле и оценив габариты — не хватало что-то около десятка метров, чтобы безопасно разойтись. Американский экипаж уже более 10 часов был в кабине, а бессмысленное ожидание полностью готового к вылету самолета не добавляло им энтузиазма. Они уже давно должны были покинуть остров Тенерифе, на который в принципе могли бы вообще и не садиться.
Тем временем начался ранний вечер, и в аэропорту Лос-Родеос стала проявляться его неприятная особенность — влажный бриз и легкое похолодание принесли с собой туман. И это была не легкая дымка, стелющаяся над землей: фактически, на выступающий высоко из воды остров Тенерифе начинала наползать низкая океанская облачность, густыми клубами заливаясь в долину, где располагался аэропорт.
Облачность накрывает ВПП аэропорта Лос-Родеос — современное фото, фотограф Manuel Luis Ramos Garcia
В 16:45 Boeing рейса 4805 наконец закончил получасовую заправку и начал маневрировать. Диспетчер, ввиду занятости рулежных дорожек самолетами, приказал рейсу KLM 4805 выехать на взлетную полосу 12, проехать ее всю и развернуться на 180 градусов в самом конце. Три минуты спустя, рейс 1736 завел двигатели и также получил указание следовать по взлетной полосе до третьего съезда, а затем свернуть и продолжить движение вдоль полосы по рулежной дорожке. Под руководством диспетчера, разговаривавшего с сильным испанским акцентом, оба самолета погрузились в туман, окутавший ВПП. Лампы осевого освещения и по краям ВПП не работали и самолеты ехали друг за другом медленно, постепенно теряя из виду диспетчерскую вышку, рулежные дорожки и друг друга. Все же, рейс компании KLM двигался быстрее — капитан ван Зантен нервничал и спешил. На его запрос о включении освещения ВПП диспетчер ответил, что не уверен, что это возможно, но он уточнит.
В процессе рулежки рейс 1736 оказался совсем дезориентирован. Диспетчер указал повернуть на третий съезд, но он, в отличие от первого и четвертого, был не попутным (под 45° к ВПП), а резко назад — с поворотом на 135°. В принципе, ничего невозможного в таком маневре не было — ведь рейс 4805 должен был развернуться в конце на все 180°. Но туман, отсутствие боковых огней на полосе, недоумение, зачем нужно ехать зигзагом и предположение, что диспетчера из-за акцента правильно поняли, сложились в кабине рейса 1736 в тревожную неуверенность.
Специально переспросив номер съезда, борт 1736 получил уже довольно четкий ответ — «Третий. Один, два, три — третий». Но пилоты, не знакомые с аэродромом, все еще сомневались. Третий по счету, начиная откуда — со следующего поворота? Или же тот съезд, с которого они вырулили на ВПП, считать первым? А сам диспетчер с напарником, сидя на вышке, вообще потеряли оба самолета из виду в густом тумане. В аэропорту также отсутствовал обзорный радиолокатор, позволяющий отслеживать перемещение самолетов на земле.
В 17:02, пока рейс 1736 полз по полосе со скоростью пешехода — около 5 км/ч, диспетчер спросил по радио: «KLM 4805, сколько съездов вы уже проехали?», на что капитан ван Зантен ответил: «Я думаю, мы только что прошли четвертый съезд». Видимость все ухудшалась, и для экипажа KLM возникла угроза, что она упадет ниже предельной. Тогда аэропорт Лос-Родеос перестанет давать разрешения на взлет и ни о каком вылете в Амстердам до 19:00 не может быть и речи.
Диспетчер сказал по радио: «Рейс 1736, доложите, когда освободите полосу». Второй пилот Брэгг, все еще высматривавший съезд номер 3, отозвался коротко: «1736».
Ван Зантен, тем временем, достиг края ВПП и начал разворот самолета на 180 градусов. Диспетчер сказал: «KLM 4805, доложите, когда будете готовы к взлету», на что ван Зантен, сконцентрировавшись на выполнении маневра, также ответил коротко и не по правилам: «ОК».
Тем временем никаких сообщений от экипажа PanAm 1736, что они нашли третий съезд, не поступило — на самом деле он уже остался позади. Примерно в это же время ван Зантен снова спросил, доступны ли лампы освещения осевой линии ВПП, на что получил отрицательный ответ диспетчера. На это капитан голландского самолета только проворчал: «И почему я не удивлен».
В 17:05 рейс KLM 4805 полностью развернулся в конце ВПП.
Два огромных самолета теперь были повернуты лицом к лицу, разделенные сотнями метров непроглядного тумана.
Капитан ван Зантен переводит рычаги двигателей на малый газ, на что второй пилот Меурс обеспокоенно замечает: «Подождите! Мы еще не получили разрешение башни на вылет». Ван Зантен нетерпеливо сказал: «Я знаю. Давай, запрашивай!».
ATC сlearance, или разрешение на вылет по маршруту — это согласование с диспетчером курса воздушного судна после взлета и момента передачи самолета другому диспетчеру, но оно не является разрешением на взлет. Последнее должно быть получено отдельно.
Меурс подал запрос диспетчеру. Тот ответил: «КLМ 4805, после взлета занимайте эшелон 90. Правый разворот на курс 040. После прохода радиомаяка Лас-Пальмаса выходите на связь с диспетчером…»
Меурс повторил инструкцию слово в слово, добавив в конце не очень внятно: «Мы, э… собираемся взлетать».
В наушниках экипажа KLM послышался голос диспетчера «ОК...» и четырехсекундный треск.
Радиосвязь в авиации устроена так, что настроившись на частоту диспетчера, любой борт может слышать все переговоры на данной частоте, но говорить может, только зажав тангетку, и только когда на этой частоте больше никто не говорит. Это называется симплексной связью — радиостанция работает только либо на прием, либо на передачу. Заговорить со своей стороны можно, только дослушав чужое сообщение до конца. Это сделано для того, чтобы диспетчер вызывал и слушал каждый самолет по отдельности.
Когда второй пилот рейса 4805 KLM сообщил, что их борт собирается взлетать, диспетчер сказал: «ОК», и в следующее мгновение, чтобы его поняли правильно, снова нажал тангетку и сказал: «Будьте готовы к взлету, я вас вызову». В этот же самый миг второй пилот рейса 1736 PanAm Брэгг услышал, что KLM собирается взлетать и нажал свою тангетку, крикнув: «Нет! Эм… мы все еще двигаемся по полосе, 1736!»
Первая кнопка была нажата в 17:06:20.08.
Вторая — в 17:06:20.30.
Любого из сообщений было достаточно, чтобы капитан ван Зантен понял: либо разрешение на взлет еще не получено, либо, что впереди на полосе находится точно такой же 747-й. Но приемник смешал два входящих сигнала, поданных одновременно, и оба они превратились в наушниках рейса 4805 в гетеродинный шум.
40
А капитан ван Зантен, по короткому «ОК» диспетчера решив, что формальности радиообмена соблюдены, дал полную мощность двигателей. Рейс KLM 4805 начал разгон.
25
Однако сообщение с PanAm отчетливо расслышал диспетчер. Он ответил на обеспокоенный запрос Брэгга: «Понял вас, 1736, доложите, когда освободите полосу». Брэгг ответил: «ОК, мы доложим, когда освободим». Экипаж рейса 1736 в этот момент как раз доехал до четвертого съезда. Ни один из них не знал, что Боинг KLM уже начал разгон. Но капитан PanAm Граббс, будто предчувствуя что-то нехорошее, выруливая на четвертый съезд, сказал: «Давайте-ка убираться отсюда к черту!»
15
Тем временем бортинженер KLM 4805, услышав радиообмен PanAm с диспетчером, воскликнул: «Он что, еще на полосе?». «Что?» — отозвался ван Зантен, в тумане едва удерживавший самолет по оси ВПП. «Этот PanAm — он уже ушел с полосы?» — повторил бортинженер, на что ван Зантен отрезал: «Да!»
10
Капитан Граббс увидел справа в тумане огни Boeing KLM и воскликнул: «Проклятье, этот сукин сын идет прямо на нас!». Второй пилот Брэгг закричал «Уходим! Уходим! Уходим!», и пилоты дали полную мощность двигателей, уводя самолет с полосы влево.
5
Уже начавший поднимать машину в воздух капитан ван Зантен сквозь разрывы в тумане увидел самолет рейса PAN Am и отчаянно рванул штурвал на себя. Но тяжелый самолет не сразу оторвался от земли, ударившись хвостовой частью о бетон ВПП и прочертив по нему двадцать метров, высекая сноп искр.
0
Боинг KLM все-таки взлетел, и его задранный нос успел пронестись над фюзеляжем рейса 1736, но четыре основные стойки шасси и крайний левый двигатель на скорости 300 км/ч срезали салон первого класса и верх фюзеляжа Боинга PanAm по всей длине. Его хвостовая часть и кабина с грохотом отвалились. Топливо из оторванного двигателя и развороченных баков KLM хлынуло сверху на PanAm и мгновенно воспламенилось. Потерявший тягу левых двигателей 4805 пролетел два корпуса и рухнул на ВПП, по которой его протащило еще около трехсот метров. Полностью охваченный пламенем, он развернулся поперек полосы у злополучного третьего съезда, превратившись в крематорий для всех 248 человек на борту.
Прибывшие на место крушения пожарные поначалу начинают тушить обломки KLM, не подозревая, что в катастрофе участвовало два самолета. Но через разломы в корпусе и по нетронутому левому крылу самолета рейса 1736 удается спастись 70 людям, 61 из которых впоследствии выживут.
Горящий Boeing рейса 1736 спустя считанные минуты после катастрофы
Обломки рейса 4805
Общий план места катастрофы. В центре — обломки Boeing KLM 4805, взлетавшего слева направо по фото, на заднем плане — обломки Boeing PanAm 1736, двигавшегося навстречу. На переднем плане — рулежная дорожка, слева — третий съезд с ВПП.
Официальное расследование катастрофы вызвало обширную дискуссию, но остановилось в результате на вине голландского командира — капитан ван Зантен пошел на взлет без фактического разрешения диспетчера. Однако в этой истории интересно разобрать все хитросплетения факторов, которые к ней привели.
Прежде всего, нельзя однозначно назвать катастрофу в аэропорту Тенерифе «цепочкой трагических случайностей». Все приведшие к ней факторы в тексте статьи выделены жирным, и однозначно хронологическими в этой катастрофе являются только теракт, скопление самолетов, вызвавшее задержку обоих бортов на земле, и затем туман, приведший к фактическому ослеплению всех участников маневров, включая диспетчера. Остальные факторы было бы правильнее рассматривать в рамках теории «сырных дырок».
Теория швейцарского сыра (или дыр в нем — не важно, суть все равно хорошо передается названием) уподобляет надежность системы нескольким ломтикам сыра. Сами ломтики являются слоями защиты, уровнями отказоустойчивости рассматриваемой системы. Однако у каждой такой системы безопасности есть встроенная либо возникшая со временем уязвимость — дыра в сыре. И если несколько таких дыр окажутся в одном месте, либо станут очень большими и наложатся друг на друга — то внешний фактор проникнет под эти слои «брони», вызвав отказ системы.
Модель «швейцарского сыра», илл. — Википедия
В рассматриваемой истории таких «дыр» возникло очень много из-за внезапного притока множества воздушных судов в один аэропорт. А какие-то «расширились», проявившись там, где их никто не ждал. Например, сам по себе затор из самолетов парализует работу аэропорта и вносит напряжение в работу диспетчеров, но сам по себе не опасен для машин на земле. Все могло обойтись, если бы очередь из самолетов взлетала, пользуясь для маневров только рулежной дорожкой, но рулежка сразу двух самолетов по действующей ВПП уже расширила «сырную дыру».
Но ведь в ясную канарскую погоду два самолета видели бы друг друга все время маневров. С приходом тумана все по-прежнему было бы хорошо, работай в аэропорту наземный обзорный радиолокатор. Он позволил бы наблюдать взаимное расположение самолетов и предотвратить столкновение. Но эта большая «сырная дыра» уже была в аэропорту заранее до катастрофы. Даже задержка рейса 1736 на ВПП могла не сыграть роли — но невероятное совпадение по таймингу двух критически важных радиосообщений привело к их наложению в эфире, и симплексная технология не помогла. И даже это было не окончательным пройденным «ломтиком» — последнюю роль сыграли лишние 50 тонн топлива на борту KLM, ведь именно из-за них экипаж не смог оторвать машину от ВПП, отчаянно задирая нос самолета в туче искр.
Другим комплексным фактором стала небрежность общения по радио. Неформальные слова и акцент диспетчера сопровождали все переговоры с обоими бортами. В ответ на запрос ATC clearance диспетчер назвал борт ван Зантена «KLM 4705», видимо, от усталости и нагрузки спутав вторые цифры бортов 4805 и 1736 — незначительная, но все же оговорка. Минутой позже в ответ на обеспокоенное сообщение 1736 «Мы все еще на полосе!» диспетчер обратился к нему «Papa Alfa 1736» (по буквам номера рейса, PA) впервые за весь радиообмен. Спекулятивно, такое обращение могло сбить восприятие номера рейса на слух, как будто оно адресовано какому-то другому самолету.
Да, эти конкретные мелочи никак не повлияли на развитие событий. Но в глобальном понимании именно вербальная мелочь привела к катастрофе. После нее короткие «отписки» вроде «ОК» или «Roger» («Принял») стали недопустимы без повторения сообщения от диспетчера — каждый участник воздушного движения стал обязан проговорить в эфире, что именно он услышал или с чем только что согласился. Отдельно разделили понятия «взлет» («take off») и «отправление» («departure»): теперь согласованный с диспетчером путь отправления нельзя перепутать с разрешением на взлет. А в тот день между жизнью и смертью стояло лишь короткое «ОК» диспетчера, сказанное в ответ на неуверенное «мы собираемся взлетать» второго пилота KLM. И эти две буквы стали спусковым крючком для ван Зантена, нетерпеливо давшего полный газ со словами «мы взлетаем».
Этот момент тоже стоит рассмотреть подробнее. Здесь нельзя обойтись банальными словами «даже очень опытные люди совершают ошибки». Разумеется, можно свалить все на ошибку ван Зантена и его желание обогнать ухудшающуюся погоду. Но почему себя так повел опытнейший пилот? Ведь опыт — это в том числе способность расставлять приоритеты в работе, и человек на такой ответственной должности не мог этого не уметь. На эту тему, увы, остается только делать предположения. Конечно, первым делом приходит самое логичное объяснение происходящего. Как должен чувствовать себя человек, с портретом которого выходят рекламные буклеты, полные высокопарных слов про голландское мастерство, преданность делу и точность, сравнимую с часовым механизмом? Вынужденный совершить ненужную посадку, которого задерживают пассажиры, заправка, на которого давит собственная компания, рассказывая прописные истины? Дурацкие профсоюзы загнали его в рамки формальностей, дурацкая погода меняется в течение получаса, дурацкие сепаратисты испортили ему легкий и заурядный рейс. Разумеется, это давит на эмоции, портит настроение. Но достаточно ли этого для критичных отклонений в поведении командира?
Рекламный разворот авиакомпании KLM. Обратите внимание на заголовок: «KLM. От людей, сделавших пунктуальность возможной». Нервничал ли ван Зантен из-за задержек, зная, что олицетворяет пунктуальность KLM? Мы никогда не узнаем.
Может быть и так, если, едва раздался короткий неопределенный ответ диспетчера, его лежавшая на рычагах газа рука нетерпеливо дала полный газ. Но что-то не так было еще перед этим: ван Зантен дал малый газ сразу после разворота, обеспокоив своего второго пилота. Забыл ли он про ATC clearance? И забыл ли затем про отдельное разрешение на взлет? Спекуляции добавляет тот факт, что ван Зантен до этого рейса полгода работал в KLM летным инструктором. В его работу входило обучение новичков всем азам переговоров с диспетчером. Мог ли он, проговаривавший роли диспетчеров воздушного движения, невольно спроецировать этот опыт? Ошибиться, привычно проговорив в голове все стандартные фразы, и не заметить, что отдал разрешение на взлет самому себе?
Это — спекуляция, хотя и не являющаяся неправдоподобной. Но есть и другой момент. Рядом с ван Зантеном сидели остальные члены экипажа. Забыл ли командир или же грубо нарушил правила — но второй пилот его одернул, сказав: «Постойте! Мы не запросили ATC clearance!». Что же пошло не так?
Фраза капитана «Я знаю. Давай, запрашивай!» известна нам из сухой расшифровки черного ящика. Она практически бесполезна без выражения лица, интонации, эмоций. Но что видел в кабине второй пилот — уставшего, раздраженного коллегу или авторитет командира, которому не хотел перечить? Когда едва дослушавший повторение вторым пилотом предписаний диспетчера капитан перебил его словами «мы взлетаем», тот не стал возражать во второй раз что-то вроде «стойте, а теперь нужно отдельное разрешение на взлет!». Может быть, и первая, и вторая фраза были произнесены с нескрываемым раздражением? Или же пилот почувствовал, что командир раздосадован своей ошибкой с ATC clearance, и когда ван Зантен пропустил и запрос разрешения на взлет, уже не стал злить его еще сильнее? Ситуация не выглядит таким уж домыслом, если учесть, что налет второго пилота на Boeing 747 составлял всего лишь 95 часов против более 1500 у командира, а лицензию на этот тип самолетов выдал ему… лично Якоб ван Зантен, который, как уже говорилось, в течение полугода работал летным инструктором авиакомпании.
Однако беспокойство экипажа происходящим имело место, ведь дальше был вопрос бортинженера, ушел ли рейс 1736 с полосы. И здесь уже прозвучала полная уверенность капитана ван Зантена в происходящем. Голландское слово «jawel», прозвучавшее в кабине, имеет значение не просто «да», но уверенное, аргументированное «да, именно» или «так точно». Была ли это слепая уверенность в своих действиях, спешка и раздражение, либо проявление авторитета и подчинение ему? Сложно ответить на этот вопрос, но человеческая психология явно сыграла огромную роль в том, почему командир рейса 4805 без разрешения на взлет начал свой смертельный разгон.
Замечу, что шедший следом борт 1736 действовал как полная противоположность борту 4805, что тоже по-своему привело к катастрофе. Ведь если бы они двигались по ВПП быстрее или нашли третий съезд, столкновения не произошло бы. Но поведение экипажа полностью соответствует поведению отдельного дезориентированного человека. Признать, что они не увидели нужный поворот, уведомить об этом диспетчера, в третий или десятый раз переспросить, нужен ли им этот съезд, даже если он ведет назад — действия экипажа были скованными во всем, как будто они не вели самолет, а шли с завязанными глазами. Общая неуверенность из-за ограниченной видимости сказалась на всем поведении экипажа.
И при этом, несмотря на ошибки и нарушения правил, у обоих экипажей был бы шанс вовремя исправить ситуацию, если бы во множестве страховавших их моментов, от радиообмена до наличия радара и прямой видимости с диспетчерской башни, не возникли большие дыры, совпавшие между собой.
Робина ван Ланскот, девушка-гид, кстати, тоже нарушила правила авиаперевозок, сойдя с борта рейса 4805 на Тенерифе. Но благодаря этому нарушению она единственная с рейса 4805 осталась жива.
Комментариев нет:
Отправить комментарий